Автор давно задаётся вопросом: «Насколько уместно, естественно и безобидно для общества, города и архитектуры сначала обозначать горожан и их жилища как принадлежащие «эконом», «бизнес» и «первому» классам, а затем обособлять их по разным «салонам» или в одном и том же отделять друг от друга стыдливыми занавесками?»
То есть распределять в пространстве города между комплексами и посёлками «элитного» жилья, с одной стороны, кварталами заурядного рыночного, с другой, и районами более или менее убогого социального, с третьей. Возможно, попытка ответить на этот вопрос так никогда и не была бы предана бумаге, не случись одного обстоятельства. Вполне официального признания и легитимации неуклюжего жаргона действующим cводом правил по градостроительству.
Очевидно, что многие коллеги в самом стремлении неразрывно закрепить за каждой общественной стратой жилище соответствующей категории и обособить его в городском пространстве, в факте распространения в профессии логики и методологии социально-пространственной сегрегации ничего странного, предосудительного и опасного не усматривают. И с этим, по мнению автора, нужно что-то делать. Попытаемся рассмотреть проблему в одном, но существенном аспекте: насколько социально устойчивы сегрегированные общество, город и архитектура.
Официальные документы – от хартий и деклараций ООН до национальных концепций, региональных и муниципальных программ устойчивого развития – толкуют социальную устойчивость как некоторое состояние обслуживающей (социальной) инфраструктуры, способствующее достижению желаемого уровня и качества жизни, развития так называемого «человеческого капитала». Искомое качество в этом смысле укрепляется с расширением доступа населения к качественному образованию и здравоохранению, с ростом безопасности, снятием проблем в сфере демографического воспроизводства, с увеличением продолжительности жизни, с развитием сферы потребления и т.п. Именно так оцениваются и социальные аспекты устойчивости российских городов.
Социальное как антитеза рыночному, как продиктованное заботой о малоимущих, экономически несамостоятельных, придаёт устойчивости заметно иную коннотацию – ту, что улавливается в словосочетаниях «социальное жилище», «социальное обеспечение», «социально ориентированная политика»… То есть, не угрожающее положению и перспективам жизни наиболее уязвимых, болезненно чувствительных к любым социально-экономическим катаклизмам категорий населения.
Именно в этом месте легче всего перекинуть мост между двумя берегами: устойчивостью социума и организацией пространства. Второе связывается с первым, по нашему мнению, просто и логично: социально-устойчивыми городом, жилой средой, архитектурным объектом, скорее всего, станут те, чья пространственная организация окажется благоприятным контекстом для социальной интеграции. Что говорит в пользу такого предположения?
Через двадцать лет, в 1996 г. Стамбульская конференция ХАБИТАТ вновь призвала заняться проблемами социальной изоляции в контексте придания городу устойчивости. Ещё полтора десятилетия спустя Шанхайская декларация городов (2010 г.) опять-таки подтверждает актуальность интеграционного тренда, призывая жителей объединиться вместе, чтобы содействовать устойчивому развитию, сокращать социальные барьеры и уменьшать конфликты, а города – пропагандировать гармоничную и дружественную социальную среду.
Социально-интегрированный квартал Navy Green, Бруклин, Нью-Йорк. 2012 г.
Проектировщик Curtis + Ginsberg Architects.
Интеграция / сегрегация.
Оценка двух стратегий
М.Кастельс пишет, что в Европе и повсюду в мире «городское пространство всё больше дифференцируется в социальном отношении», что «элиты формируют своё собственное общество и составляют символически замкнутые общины, окопавшиеся за мощными барьерами цен на недвижимость» [1]. С ним солидарен З.Бауман, отмечающий повсеместное усиление фрагментации городского пространства, сокращение и исчезновение общественного пространства, распад городских сообществ, разделение и сегрегацию, экстерриториальность новой элиты и территориальность, насильственно навязанную остальным [2].
Рано или поздно это заканчивается ростом асоциального поведения, преступности, наркомании, беспризорности, безработицы, затем – протестными настроениями, неуправляемостью и непримиримой конфликтностью населения. Острота этих проблем достигает такого уровня, что уже по этой причине складывается серьёзная общественная оппозиция сегрегации.
В результате люди скорее разучатся искусству достижения взаимопонимания и утратят modus covivendi» [2].
Э.Сойя акцентирует способность сегрегации подрывать основы «социальной синергии» как «социального развития, которое возникает из совместной жизни в более плотных и гетерогенных городских областях» [4]. Поборником городской социальной интеграции была и Дж.Джекобс, которая в «тесно переплетённом разнообразии», «социально и экономически разных способах использования среды» видела «игру городской экономической жизни», возникающую благодаря плотности и культурной гетерогенности».
Многофункциональный социально интегрированныйкомплекс «Woodwards», Ванкувер, Канада. 2009 г.
Проектировщик – Henriques Partners Architects.
Говоря об оценке сегрегации городской социологией, следует отдельно остановиться на российской её ветви. Здесь более отчётливо, чем в современном зарубежье, формируются две позиции. Первая выражается в признании естественности и неизбежности сегрегации как следствия такого же естественного для рыночного общества социально-имущественного расслоения, заметного стремления людей жить среди подобных себе. За сегрегацией усматривается важная социальная функция самоидентификации людей в сегментированном обществе. Сторонники этой позиции считают актуализацию рыночных механизмов структурирования городского сообщества и формирование гомогенных анклавов благом и признаком возвращения российских городов в лоно мировой городской цивилизации.
Адепты второй позиции, если в чём то и согласны со сторонниками первой, так это в рыночной обусловленности природы сегрегации. Но из этого обстоятельства, по их мнению, вовсе не следует с неизбежностью покорное принятие сегрегации. Один из убеждённых её оппонентов О.Вендина считает неизбежным продуктом стратификации рост социального напряжения; этот способ избегания столкновений между полюсами социальной шкалы[6] лишь откладывает моменты открытого проявления конфликтов, но отложенные конфликты ещё более разрушительны.
Симпатизирующих каждой из упомянутых двух позиций мы обнаружим и в среде архитекторов, что свидетельствует о процессе идеологического расслоения профессии.
Легко и охотно принимают сегрегацию те, кто по своему статусу и доходам сами относятся к весьма благополучным слоям общества. Представители этой части архитектурного цеха с сочувствием следят за стремлением своих привилегированных клиентов создавать замкнутые анклавы, за процессами вытеснения к городской периферии или за пределы Москвы тех, кому не по карману дорогая столичная недвижимость. Их оппоненты ссылаются на риски сегрегации как инструмента, воспроизводящего бедность, отмечают способность социально гетерогенных жилых образований формировать более устойчивые во времени сообщества.
Единая и беспристрастная оценка двух стратегий невозможна. Тем важнее понимать, почему современное мировое сообщество в целом выступает в поддержку социальнопространственной интеграции [таблица 2].
Интегрированный город
Предпочтения власти в отношении интеграции / сегрегации городских сообществ неустойчивы. Это связано, главным образом, с логикой поочерёдного усиления и ослабления общественных позиций разных политических сил. Но даже на фоне современной рыночной реакции интеграционная составляющая сильна в мировом градопланировании и архитектуре. Российская истовая вера в способность последних «саморегулировать» город и покорная готовность фрагментироваться так далеко, как того потребует рынок, явно этой тенденции оппонируют – как и скептически, даже враждебно воспринимаемая профессией ключевая идея интегрированного города – социально-имущественного смешивания.
Российским специалистам эта концепция известна, хотя и в сильно усечённом виде. Примерно с конца 1970-х гг. в СССР стала модной тема «смешанной застройки». В её обсуждениях главное социально-имущественное содержание было по понятным причинам выхолощено, и акцент делался на типологических и композиционных, лишённых всякой «политики» аспектах объединения на городских территориях жилищ разной этажности и объёмно-пространственной структуры.
Баланс жилищ разного социального статуса и форм предоставления в квартале Navy Green.
Суть подхода заключается в целенаправленном расселении более или менее близко друг от друга домохозяйств с разными доходами, социальным статусом, национально этнической принадлежностью, образом жизни и другими существенными отличиями. История «смешивания», наряду с успехами, изобилует неудачами, демонстрирует трудности и дороговизну достижения социально благоприятных результатов, значимость для успеха тончайших нюансов (кого, с кем, в каких пропорциях, последовательности и как пространственно смешивать).
Количество реализованных и успешных примеров социально-имущественного смешивания сегодня, в начале второго десятилетия XXI в., заметно возрастает. Как же можно в условиях так называемого «свободного» рынка склонить к территориально пространственному объединению стороны, каждая из которых, особенно имущая, имеет свои резоны этому сопротивляться? И, в частности, коммерческих застройщиков, явно симпатизирующих одной из упомянутых сторон?
Но практически повсеместно в Европе и Северной Америке действуют специальные законы, подобные Национальному жилищному закону Канады или Закону о справедливом жилище США (Housing Act, Fair Housing Act), где смешивание закреплено как один из принципов предоставления жилища. Жилищная политика, нацеленная на преодоление барьеров между коммерческой и социальной подсистемами рынка, между людьми разных культур, религий, физических возможностей, вообще имеет первостепенное значение для создания интегрированной жилой среды.
Так действует известная американская система «бонусов плотности» (density bonus): девелоперам, согласившимся встроить в проект определённое количество квартир или домов экономически посильного жилища, местные власти разрешают повысить законодательно ограниченный предел плотности застройки и, тем самым, компенсировать понесённые убытки. В кантоне Женевы в Швейцарии действует требование, обязывающее застройщика от четверти до половины всех строящихся квартир предусматривать по стоимости доступного общественного. Специальные меры по «деконцентрации» бедности принимаются в программах реконструкции городской застройки, особенно, деградированных районов социального жилища.
Насколько значима роль архитектора и градопланировщика в осуществлении стратегий социально имущественного смешивания?
План третьего этажа комплекса Woodwards.
Достаточно значима, и примеры тому не придётся долго искать. В Канаде совсем недавно построен «смешанный» жилой район Дон Маунт Коурт (Торонто), а в США – район Стэплтон (Денвер) и жилой комплекс Нэйви Грин (Нью-Йорк). Архитекторы осуществляют, а иногда и сами инициируют социально смешанную застройку особенно высокого качества, как это случилось, например, с построенным в 2009 г. многофункциональным комплексом Woodword’s в Ванкувере. Примеры из Северной Америки особенно красноречивы, ведь это оплот самого либерального рынка недвижимости. Тем временем архитекторы Европы разрабатывают настолько высокие стандарты качества социального жилища, что они оказываются привлекательными и для многих клиентов свободного рынка. Создаются специальные формы жилых зданий смешанного типа, подобно категории HM в Швейцарии, включающей и дотируемые, и рыночные ячейки.
— разумная открытость и доступность для города, исключение замкнутых анклавов, прозрачность пространственной организации, встраивание объектов в систему городских связей, интеграция городских компонентов в их общественное ядро – особенно в многофункциональных комплексах центрального района города;
— гетерогенность социально-имущественных и функциональных программ, стремление моделировать на любом градостроительном уровне богатство и разнообразие города в целом;
— переход от крупноразмерного «макросмешивания» группами на уровне городского района 19601970х гг. к «микросмешиванию» домами в 19801990е гг. и к «наносмешиванию» сегодня, когда объединяются разнородные этажи и жилые ячейки в пределах дома, лестничной площадки или ряда блокированной застройки;
— демократичность средообразования, уже превратившаяся из маргинального чудачества в правило, разработка проектных заданий и проектов с привлечением местных сообществ, – наряду с профессиональными проектировщиками, муниципальными властями, коммерческими застройщиками и бесприбыльными частными структурами (третьим сектором);
— развитие и обеспечение жизнеспособности, функциональной насыщенности и социального разнообразия общественных пространств;
— наделение объектов недвижимости ресурсами для саморазвития, обновления, обогащения социальных и функциональных программ с течением времени без внешнего санкционирования и вмешательства, за счёт следования принципам современной «архитектуры, основанной на времени» (timebased architecture).
Заключение
Затронутая тема сложна и обширна, автор не возьмётся утверждать, что все её основные аспекты даже просто упомянуты, тем более – исчерпывающе рассмотрены. Но и сказанное позволяет сделать три важных вывода.
Ситуация очень напоминают по своим возможным последствиям складирование ядерных отходов на Новой Земле. Полвека назад это казалось коекому отличной идеей.
Второе. Социально-благоприятные пространственные решения характерны открытостью, гетерогенностью, мелко-дисперсностью смешивания, демократичностью процесса разработки и осуществления, способностью легко и спонтанно меняться со временем – не беспокоя бюрократов по части разрешений и согласований. — смешивание, в отличие от сегрегации, не складывается само по себе, а требует гуманной политики, настойчивых и терпеливых, грамотных и очень профессиональных действий от городских властей, планировщиков и архитекторов, их твёрдой этической позиции, а также просвещённости населения и рыночных акторов.
А придерживаться их или нет – во многом остается делом совести и ответственности каждого профессионала.
И последнее. В опубликованной пару лет назад компанией «Аэробус» концепции лайнера будущего для 2050 г. не предусмотрено деления салона на классы…
1. Кастельс, М. Информационная эпоха: экономика, общество,культура. Пер. с англ. Под науч. ред. О.И. Шкаратана. – М.: ГУВШЭ, 2001 [Электронный ресурс]. – Режим доступа:http://www.urban-club.ru/?p=122 (дата обращения 01.09.2013).
2. Бауман, З. Глобализация. Последствия для человека и общества / Пер. с англ. – М.: Издательство «Весь Мир», 2004 [Электронный ресурс]. – Режим доступа:http://www.diplomplus.ru/doc/stat/bauman.pdf (дата обращения 01.09.2013).
3. Сеннет, Р. Капитализм в большом городе: глобализация, гибкость и безразличие // Логос. – 2008. -№3. – С.101.
4. Сойя, Э. Как писать о городе с точки зрения пространства? // Логос. – 2008. – №3. – С.130-144. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.intelros.ru/pdf/logos_03_2008/07.pdf(дата обращения 01.09.2013).
5. Вендина О. Могут ли в Москве возникнуть этнические анклавы? // Вестник общественного мнения. – 2004. – №3. – С.9-10.
6. Для простоты разговора представим здесь только имущественные полюсы, хотя оценка сегрегации/ интеграции по доходам не совпадает с социально-статусной, этнической, религиозной.
archvestnik.ru
