Урбанизация продолжается. Сколько бы людей ни мигрировало в крупные города, ясно, что там, откуда они приехали, есть еще и еще. Города Европы и Востока столетиями, тысячелетиями учились впитывать и цивилизовывать своих новых жителей. В советских городах, которые за последнюю сотню лет претерпели не одну революцию, все сложнее. О тонкостях постсоветской урбанизации, о навыках жизни в городе и о дефиците общественных пространств рассуждает философ Виталий Куренной, заведующий отделением культурологии НИУ ВШЭ.
Мы публикуем отрывок из интервью, вышедшего в новом iPad-номере журнала «Большой город»: «Законы утопии: из чего будут сделаны новые города». Все номера журнала можно скачать бесплатно в AppStore.
– Вы представляете публичное пространство как инфраструктуру, которая способна стимулировать отношения доверия и симпатии в обществе. Каких общественных пространств не хватает в Москве? Может ли муниципалитет централизованно спланировать и создать подобные пространства?
– Советские общественные пространства складывались под воздействием двух определяющих факторов: идеология, а также контроль и управление массами. Площадь – она не для рынка, она для проведения парадов перед трибуной и памятником Ленину. Дом культуры – он для организованного и контролируемого культурного досуга и творчества работников и членов их семей вот этого вот предприятия. Парк – для культурного и оздоравливающего времяпрепровождения больших масс населения.
Но вот идеократическое общество осталось в прошлом – половина функций отпала и заместилась разными вновь изобретенными суррогатами, вроде праздника города, который каждый делает на свой манер. Массовое индустриальное общество также все больше становится достоянием прошлого. Я не хочу сказать, что настал «постмодерн» в том его понимании, что раньше люди почему-то ходили на фабрики и не догадывались вместо этого открывать спа-салоны, дизайн-бюро и бутики. Но поведение людей меняется. Фокус жизни (как и исследовательский, кстати) смещается с производства на потребление, с труда на досуг.
Советские общественные пространства не были рассчитаны на спонтанную коммуникацию сообществ, на некоторые обычные формы городского поведения, вроде фланерства. Городские пространства или выступали как место контролируемой организации «орнамента масс», или же были ничейными транзитными зонами. В темных уголках они обживались теневой культурой, неслучайно же «подворотня» у нас была синонимом хулиганского пространства насилия.
Поэтому, конечно, сегодня надо менять всю эту идеологию отношения к пространствам, совсем по-другому об этом говорить. Например, только что в Саткинском районе Челябинской области мы представляли программу социокультурного развития, где развитие городских пространств играет важнейшую роль – именно как механизм долгосрочного развития социального и культурного капитала.
А вот понятие «централизованное планирование», которое вы тут используете, меня, кстати, немного пугает, это именно советский рудимент. Городская политика должна основываться на принципе партиципации, участия местного сообщества. Опыт брендинга территорий – одна из форм организации урбанистической политики – показывает, что он у нас осуществляется пока еще сверху, через вот это самое «централизованное планирование», что и вызывает потом такие реакции отторжения, как мы наблюдали в той же Перми.
Конечно, есть желание сразу получить результат, минуя этот трудный путь. Но надо же понимать, что если вы серьезно хотите работать с культурой, с поведением людей, а не со СМИ, то это забег на очень длинную дистанцию.
bg.ru
