Висенте Гуалларт — главный архитектор городского совета и директор Департамента городской среды Барселоны. Будучи одним из основателей каталонского IAAC, который произвел настоящую революцию в архитектурном образовании, Гуалларт исповедует в своей работе не менее революционные идеи: площади не нужны, глобальная экономика не нужна, с историческим наследием надо играть, а не охранять его. Марина Анциперова поговорила с Гуаллартом, приехавшим в Москву для участия в летней программе института «Стрелка», о причинах популярности Барселоны, московских спальных районах и ошибках великих архитекторов XX века.
Благодарим институт медиа, архитектуры и дизайна «Стрелка» за помощь в организации интервью.
Почему все любят Барселону? Что означает «барселонская модель» в урбанистике?
Барселона — это город, в котором очень много внимания уделяется человеческому фактору. Именно Барселона изобрела термин «урбанизм». Этот термин придумал социальный утопист Идельфонс Серда. Он хотел улучшить качество жизни людей в те времена, когда они жили в переполненном центре Барселоны. Он предложил систему, которая несла в себе равенство и представляла интересы не государства и власти, а реальных людей и реальных сообществ. Некоторые мировые города должны быть символом тех или иных государств, можно сказать даже — воплощать их «столичность». Это выражается и в их структуре — строительство подобных городов и их развитие является символическим жестом и несет в себе дорогостоящие решения. Нью-Йорк и Барселона — не столицы своих государств, поэтому они строились с большим акцентом на человеческий, социальный и гражданский фактор.
ОЛИМПИЙСКИЕ ИГРЫ ПОЗВОЛИЛИ УСКОРИТЬ ТРАНСФОРМАЦИЮ ГОРОДА — ТО, ЧТО ОБЫЧНО ПРОИСХОДИТ ПРИ НОРМАЛЬНОМ РАЗВИТИИ ЗА 20 ЛЕТ, БЫЛО СДЕЛАНО ЗА ПЯТЬ
В истории Барселоны есть много уровней, сохранившихся от различных эпох. После того, как период диктатуры Франко закончился, мы стали демократией, и с новой силой вернулись к этим социальным идеям в развитии города — города, который принадлежит нам, простым жителям. При этом идеи развития публичных пространств универсальны для всей истории человечества — эти пространства отражают желания людей, проживающих вместе, и поэтому они очень важны для развития города.
Правильно ли я понимаю, что поворотным моментом в формировании этой модели стала олимпиада 1992 года, когда 80% бюджета было потрачено на зеленые пространства и парки?
Олимпийские игры позволили ускорить трансформацию города — то, что обычно происходит при нормальном развитии за 20 лет, было сделано за пять. Это было начало серьезных изменений — и последние 25 лет мы продолжали менять город в соответствии с этой идеей.
Какие основные принципы есть у градостроительной политики Барселоны сегодня?
Наш мэр называет себя «мэром для людей», потому что мы хотим строить город для людей. Это главная идея нашей работы. Мы не строим город для туристов, хотя мы любим людей, которые приезжают в Барселону, но мы считаем своим приоритетом интересы местных жителей. Мы не развиваем город для девелоперов, тех, кто приезжает в город, чтобы извлечь из него экономическую выгоду. Мы принимаем решения именно для горожан, и поэтому мы развиваем процесс городских консультаций. Наш другой приоритет — сделать город более эффективным. Города сегодня активно потребляют товары, произведенные по всему миру – энергию, еду, бытовые товары и так далее, а нам бы хотелось трансформировать наш город в самодостаточной.
НАМ НРАВИТСЯ ИГРАТЬ С ИСТОРИЕЙ — КОГДА-ТО МЫ ПОСТРОИЛИ СРЕДНЕВЕКОВЫЙ ГОРОД ПОВЕРХ РИМСКОГО ГОРОДА. ПОТОМ НАДСТРОИЛИ ГОРОД XIX ВЕКА. А СЕЙЧАС МЫ СТРОИМ НОВЫЙ ГОРОД СВЕРХУ ЭТОГО ВСЕГО
Впервые мы начали работать с публичными пространствами еще в 80-е, в то время мы в основном занимались площадями. Публичные пространства тогда понимались как зоны с деревьями и лавочками. Это не были публичные пространства в том смысле этого слова, который мы имеем ввиду сегодня. Главное изменение, которое произошло за эти годы — мы начали использовать дизайн и архитектуру, чтобы задавать новое качество пространств.
Я думаю, что время площадей как главного типа общественных пространств закончено — в некоторых случаях дизайн был классным, но он не был продуман для людей. На одной из самых современных площадей Барселоны с очень минималистичным дизайном люди не проводили много времени — эта площадь им не нравилась. Мы хотим, чтобы люди активно пользовались пространством и работаем над чем-то большим, чем просто сеть площадей. Мы создаем структуру пешеходных авеню с зелеными пространствами, создаем сеть бульваров — и это для нас новый тип дизайна публичного пространства. Раньше города развивались как система улиц, а сейчас они стали пониматься чуть шире — от развития улиц мы пришли к развитию пляжей, естественным паркам на побережье, к рекам. Нам нужно развивать публичные пространства, связанные не только с жильем горожан, но и с ландшафтом города и окружающих город территорий.
Какова ваша позиция относительно строительства в историческом городе? Именно за счет этого, если я правильно понимаю, Барселона смогла не превратиться в город-музей?
Нам нравится играть с историей — когда-то мы построили средневековый город поверх римского города. Потом надстроили город XIX века. А сейчас мы строим новый город сверху этого всего. Мы пытаемся дать новую жизнь старым зданиям. Барселона — не Рим, где все боятся прикоснуться к наследию. Для Рима есть четкая граница между историей и настоящим. Нам же нравится думать, что мы живем в последовательном историческом процессе. Конечно же, мы защищаем наследие и храним его историю, но нам нравится интегрировать эти уровни.
НА ПРОТЯЖЕНИИ 20 ВЕКА В ГОРОДАХ БЫЛИ СОЗДАНЫ ОСОБЫЕ СПАЛЬНЫЕ ЗОНЫ. В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ СТАЛО ПОНЯТНО, ЧТО ЭТО ПРИВОДИТ К КАТАСТРОФЕ
Вы критикуете рост городов вширь — но что делать с огромной периферией, которая уже есть у городов? Какие решения вы бы придумали, например, для монотонных пространств постсоветских городов?
В работе с периферией мы стараемся определить идентичность отдельных районов. Твой район — это место, где ты можешь жить, работать и играть. Вместо того, чтобы просто жить в своем районе, ты можешь там активно проводить время — и для этого районы нужно дополнить спортивными залами, школами, культурными центрами и так далее. Что мы сделали с периферией, которая у нас уже была? Мы принесли идею районов, формирующих облик города. Мы понимаем, что такое район в старых европейских городах, где есть дома и торговля, есть разнообразные способы досуга. На протяжении 20 века в городах были созданы особые спальные зоны. В настоящее время стало понятно, что это приводит к катастрофе — если вы спите в одном месте, а работаете в другом, то вы тратите большую часть своего дня на транспорт. Это один из источников транспортного коллапса. Наша модель — свести вместе зоны для работы, игры и жизни. Мы предложили улучшить качество жизни в традиционных спальных районах, блоках домов с парковкой внизу. До того публичное пространство выглядело в этих зонах как одна большая парковка — просто негде было встречаться друг с другом. Мы предложили создать здесь спортивные залы и культурные центры, а затем добавить прогулочные зоны.
Вы упоминали ранее городские консультации — хотелось бы поговорить с вами о развитии городов «сверху вниз» и «снизу вверх». Что вы думаете о формировании идентичности отдельных городских районов — можно ли добиться этого решениями сверху вниз, или инициатива обязательно должна идти от самих горожан?
Это связано с политической реальностью в вашем городе, с тем, как здесь принимаются решения. Города строятся и развиваются в зависимости от того, как принимаются решения в направлении политики, культуры и экономики. С этой точки зрения, если все решения в твоем городе спускаются сверху вниз, будет трудно построить район с помощью местных инициатив. Но решение сверху вниз не должно прививаться искусственно — оно должно быть связано с той структурой, которую люди хотят получить.
МЫ ДУМАЛИ, ЧТО С ПОМОЩЬЮ НОВЫХ ТЕХНОЛОГИЙ СМОЖЕМ ПОБЕДИТЬ КЛИМАТ, ПОКОРИТЬ ПРОСТРАНСТВО. МЫ ДУМАЛИ, ЧТО ЭНЕРГИЯ БУДЕТ ДЕШЕВОЙ, И ЕЕ ХВАТИТ НАВСЕГДА. СЕЙЧАС МЫ ПОНЯЛИ, ЧТО ЭТО НЕ ТАК
Говоря о инициативе горожан, какова ваша позиция относительно участия простых людей в городских проектах — и как правильно организовать их участие в планировании городов?
С жителями города сложно обсуждать абстрактное развитие. например, пути, которыми должно идти расширение города. Когда же мы занимаемся конкретными пространствами, где люди уже живут, для них проще принять участие в обсуждении проектов. У нас есть два способа, с помощью которых жители могут принять участие в обсуждении: можно показать готовый проект, чтобы они могли дополнить его в соответствии со своими пожеланиями. Другой путь — это в самом начале работы поговорить с жителями, выслушать их рекомендации, и на основе этих рекомендаций создать свой проект. В прошлом мы больше использовали первую модель, сейчас же мы движемся в сторону второй модели — она дает оптимальные результаты.
За какими городами и за какими моделями городского планирования, как вы полагаете, будущее?
Сейчас мы живем в мире, в котором решения все еще принимают отдельные страны — но при этом мы живем именно в городах. Большие решения и большие проекты развиваются в городах, но эти города в большинстве случаев не имеют контроля над собственными процессами. В столицах с этим еще сложнее – приходится выдерживать баланс между городом как репрезентацией чего-то большего и реальной жизнью людей. В любом случае я думаю, что будущее — за городами, и чтобы жизнь стала комфортнее, нам нужно научиться производить локально то, что мы потребляем. Экономика будущего будет больше связана с движением информации, а не движением товаров. Поэтому нам нужно развивать новые способы и подходы для информацинной экономики, но также и не забывать об инфраструктуре районов смешанного пользования, где люди могут жить, играть и работать.
Мы все еще в эпохе креативных городов? Или уже перемещаемся к гибридным, в которых есть много места новым технологиям? Или одно не мешает другому?
Мы находимся в конце индустриальной экономики и приближаемся к началу другой экономики, связанной с информацией. Мы приближаемся к эпохе возобновляемых энергетических систем. Эти переходные процессы сегодняшнего дня напоминают начало 19 века, когда индустриальная революция еще не произошла и новый виток урбанизации еще не наступил.
Как вы полагаете, почему сегодня во всех рейтингах побеждают скандинавские города и как им удалось сформировать такой успешный подход к проектированию?
Скандинавские города хорошо отражают скандинавскую культуру и политику. Они имеют благоприятную окружающую среду: с одной стороны — климатической — здесь царит североевропейский климат, и это значит, что эти города не испытывают проблем жары, их больше беспокоит холод и проблемы отопления. Здесь сосредоточено очень много естественных природных ресурсов – ветер в Дании, биомасса в Швеции, нефть в Норвегии. Это говорит об экономике в целом, но также и о ресурсах для развития городов: города используют много энергии. К тому же, у северных стран еще и есть очень сильная гидроэнергетика. Скандинавские города — не очень плотные, не очень большие, с хорошим климатом, это не русские города, чья экономика росла слишком быстро и вызвала сильную миграцию. Так что, у скандинавских стран есть города с хорошей структурой и благоприятные условия окружающей среды. В Барселоне, например, загрязнение представляет собой серьезную проблему — это город с гораздо более высокой плотностью населения и температура здесь очень высокая.
Как так вышло, что вы, архитектор по образованию, урбанист по своей работе, обращаетесь в первую очередь к человеческому фактору? Как вы пришли к этому?
Странно, что мы так долго планировали города, не думая о человеке. В конце концов, мы строим города для людей — и только потом для развития экономики, транспорта. Города 200 лет назад были намного более взаимосвязанными, их архитектура была сильнее ориентирована на климат. Что произошло с архитектурой в 20 веке? Мы думали, что с помощью новых технологий сможем победить климат, покорить пространство. Мы думали, что энергия будет дешевой, и ее хватит навсегда. Сейчас мы поняли, что это не так. В 20 веке много зданий строилось практически полностью из стекла — а сегодня мы видим, что стекло очень сложный материал, он не удерживает тепло, поэтому стеклянные дома нужно отапливать в мороз и охлаждать в жару. Мы создали города, сильно ориентированные на машины, чтобы быстро перемещаться из одного места в другое. Еще одна проблема заключается в том, что мы подумали, будто нужно развивать монофункциональные районы – это идея, восходящая к «Баухаусу». Сейчас мы понимаем, что многие из этих вопросов были неправильно решены. Возможно, эти решения были хороши для экономики того времени, но с точки зрения современных условий жизни они просто не имеют смысла. Вот почему для нас сейчас очень важно помнить, зачем и для кого сегодня мы развиваем города — для людей.
Расскажите, пожалуйста, про каталонский IAAC, один из самых успешных архитектурных институтов сегодня. В чем был его успех – и какими проектами вы особенно гордитесь?
Я основал этот университет вместе с группой архитекторов потому, что нам казалось, будто мы находились в конце определенной эры проектирования. Мы нуждались в интеграции в архитектурное знание информационных технологий, с одной стороны. С другой стороны, мы задавались вопросом, как могут выглядеть новые формы проектирования и новые формы жилья, ориентированного на человека. Мы попытались вернуться к первоначальной идее урбанизма как создания пространства для людей, к связи инфраструктуры с природой и жилой средой. За двадцатый век мы успели потерять все это, мы начали думать только о форме зданий, в конце концов это стало просто странно.
МЫ ХОТИМ ПРОИЗВОДИТЬ ОКОЛО ПОЛОВИНЫ ВСЕХ ПОТРЕБЛЯЕМЫХ ПРОДУКТОВ ЛОКАЛЬНО
